Название кладбища Пер-Лашез произошло от имени иезуита Лашеза — духовника короля Людовика XIV. Патер Лашез никогда не был собственником земли, на которой теперь располагается это самое пышное кладбище Парижа. Но некогда ему принадлежал загородный дом, окруженный огромным садом и располагавшийся как раз на месте нынешней кладбищенской часовни. После патера Лашеза его дом перешел могущественному Ордену иезуитов и оставался в его владении до 1763 года, когда иезуитов изгнали из Франции. 

После этого дом несколько раз менял своих хозяев, а в 1804 году он был куплен городом. Когда в начале XIX века у властей зародилась мысль об открытии нового кладбища, то в первую очередь остановились на наследии отца Лашеза. С тех пор ограда Мон-Луи (так назывался дом патера Лашеза) значительно расширилась, и теперь кладбище занимает площадь почти в 50 гектаров.
Кладбище Пер-Лашез было открыто 1 прериаля двенадцатого года Республики (21 мая 1804 года). Оно служило местом погребения для усопших жителей северных кварталов Парижа, то есть для всего правого берега Сены. 

Но купить на нем место для погребения мог каждый, а в высшем обществе почти вошло в моду заранее делать распоряжения о погребении именно на кладбище Пер-Лашез.
В Париже места для погребения разделялись на вечные, временные, условные и бесплатные (последние только за городом). На внутренних кладбищах места продавались только в вечную собственность, а на загородных — на 30лет. В вечную собственность место для погребения могли приобрести только жители Парижа, желавшие основать фамильный склеп.
Длительную сохранность могилы могли позволить себе лишь люди с достатком. Бедняки погребались во временной могиле, которая приобреталась на определенный срок, а по истечении его на могильном холмике появлялась дощечка с другим именем. И таким образом, временно похороненный бедняк, уходя в землю, в прямом смысле слова исчезал с ее лица вместе с надгробной надписью о себе.
Кладбище Пер-Лашез раскинулось по склонам высокого холма, с вершины которого открывается обширный вид на Париж. Пер-Лашез — самое богатое и интересное кладбище французской столицы, в нем нет ничего унылого и тоскливого, кроме северо-восточной стены, где в конце мая разыгрался последний акт Коммуны 1871 года. 

Сюда версальские войска под командованием генерала Галифе загнали последних коммунаров, и 28 мая на этом месте были в упор расстреляны несколько тысяч человек. По традиции возле стены Коммунаров, изнутри украшенной красными венками, а снаружи — символическим барельефом, ежегодно 1 мая проводились социалистические манифестации. Этот замечательный барельеф создал скульптор Моро-Вотье, запечатлевший на нем расправу версальцев с коммунарами. На барельефе — трагическая и вдохновенная скульптура женщины, сродни «Марсельезе» скульптора Франсуа Рюда.
Среди многочисленных монументов на Пер-Лашез выделяется часовня, монументальный вход в которую украшен замечательным барельефом «Aux morts de la Commune. 21–28 mai 1871» (Погибшим коммунарам), посвященным всем усопшим и изображающим сошествие в могилу.
Простреленное, опаленное порохом знамя Коммуны впоследствии было на вечное хранение перенесено в Мавзолей. Тогда по Красной площади Москвы впереди колонны старых и седых людей шел Поль Камелина — последний коммунар, по сторонам от него шагали Клара Цеткин и Феликс Кон, и ветер шевелил старое знамя, когда-то развевавшееся на парижских баррикадах.
На кладбищенских воротах есть надписи: с одной стороны — «Я знаю, что мой избавитель живет и что я воскресну в день последнего суда», на другой — «Их надежда полна бессмертия. Кто верует в Меня, тот оживет, хотя бы был мертв».
На кладбище Пер-Лашез похоронены многие герои французского Сопротивления. Луи Торез (брат Мориса Тореза — деятеля французского и международного коммунистического движения), расстрелянный в августе 1942 года; Поль Семар, отважный руководитель фракции железнодорожников, расстрелянный в марте 1942 года; 17-летний вожак парижской молодежи Ги Моле — один из 27 заложников, расстрелянных немцами 22 октября 1941 года в одном из страшных концлагерей… Памятник героям Равенсбрюка представляет собой две могучие заломленные руки, взметнувшиеся в небо. На Пер-Лашез похоронен и полковник Фабьен (Пьер Жорж) — легендарный герой Сопротивления, павший в борьбе за свободу, как и молодой Сент-Жюст, на самой заре жизни. Полковнику Фабьену было всего 24 года, на могиле выбит его девиз: «Победить и жить!» Памятник жертвам Маутхаузена, сооруженный из серого гранита, представляет собой уходящую ввысь лестницу. На ней изображен треугольник, опознавательный знак узников этого лагеря, и выбита надпись: «Помните о них!».
На Пер-Лашез покоится и прекрасный поэт Поль Элюар — певец французского Сопротивления. Неподалеку от него похоронен писатель Анри Барбюс, умерший в 1935 году в Москве. Обелиск на его могиле сделан из розового мрамора, присланного с Урала.
Самым лучшим на кладбище Пер-Лашез считается памятник Пьеру Абеляру и его возлюбленной Элоизе Он был ученым богословом и женился на своей ученице, но ревнивые родственники девушки обезобразили П. Абеляра и развели его с ней. Позже ученый основал Параклетское аббатство, там приказал изготовить себе саркофаг, украшенный собственным изображением и изображением Элоизы. Этот саркофаг долгое время хранился в музее Младших августинцев, а в 1817 году его перенесли на кладбище Пер-Лашез. Здесь его поместили под высоким готическим балдахином, сооруженным из остатков Па-раклетского аббатства и украшенным медальонами обоих супругов. Балдахин прикрывает статуи Пьера и Элоизы, которые считаются покровителями несчастных влюбленных, и потому их гробница часто украшается венками и цветами.
На Пер-Лашез похоронен Николай Владимирович Ханыков — выдающийся русский ученый-востоковед, проживавший во Франции. Его авторитет был бесспорным по целому ряду вопросов, однако многие труды этого талантливого и трудолюбивого исследователя до сих пор не переведены на русский язык. Немало солидных научных обществ Европы и Северной Америки числили Н.В. Ханыкова своим почетным членом, и только императорская Российская академия наук «не сочла возможным» избрать его в академики. А ведь он был гордостью мировой ориенталистики, но на родине не нашел места, которого заслуживал.