Главная » 2014 Сентябрь 23 » Глава, из которой узнается масса интересных вещей
19:55 Глава, из которой узнается масса интересных вещей | |
Вильямсу Гранмензону было пятьдесят пять лет. Лицо его, в высшей степени симпатичное, было красиво, с правильными чертами и добрым, немного беспечным взглядом. Он был высокого роста, хорошо сложен и имел очень изящные руки. Он приходился дальней родней Курти и был сильно привязан ко всей семье. Рано овдовев, он не захотел женится вторично, убежденный – основательно или нет, это уж его дело – в том, что ему не найти второго такого же ангела, каким была его покойная жена и память о которой он хранил как святыню в глубине своей души. Очень богатый и бездетный, он перенес всю свою нежность и любовь на Люси, старшую дочь полковника и свою крестницу. – Наконец-то вы к нам приехали, – сказала госпожа Курти, протягивая ему руку. – Так вы еще не совсем нас забыли? – Вас забыть! – живо вскричал приезжий. – Нет, вы не могли так подумать – вы слишком хорошо знаете меня! – Я не хочу вас упрекать, но ведь вот уже восемь лет, как мы не виделись. В последний раз вы были у нас в Новом Орлеане. – Сознаюсь в этом. – Не огорчай его больше, – вступился полковник. – Вильямс обещал мне провести с нами целых два месяца. – Правда ли это, по крайней мере? – спросила молодая женщина. – Я бы с удовольствием остался у вас навсегда. Где же может быть лучше, чем здесь? Я останусь у вас, пока вы меня не прогоните! – прибавил он, смеясь. – В добрый час, вот это я понимаю. И она протянула Вильямсу руку, которую тот горячо пожал. С самого приезда Гранмезон сделался в буквальном смысле жертвой детей плантатора. Люси как старшая и потому более сдержанная, чем другие дети, крепко поцеловала своего крестного отца, зная, что пользуется его особенной любовью, а потом, слегка толкнув в его объятия своего маленького брата и сестру, сказала ему с покровительственной улыбкой: – Вот, крестный папа, мой младший брат и сестренка! Они еще не знают вас, но я им часто рассказывала, какой вы добрый, так что они уже любят вас. Дети, застенчивые и дикие, смотрели глазами испуганных газелей на высокого старика, которого они никогда не видели, но который выглядел таким добрым, что они готовы были полюбить его. – Правда это? – спросил Гранмезон, поднимая детей на руки и целуя их. – Так вы любите меня, мои крошки? – О да, крестный папа! – ответили в один голос оба маленьких дикаря, уже наполовину прирученных. – Боже мой, что за славный народ – дети! – вскричал добряк со слезами на глазах. – И какое счастье иметь детей, если они похожи на этих! – Я тоже очень люблю вас, – сказал Джордж, – и охотно поцелую вас. Но сначала пойду посмотреть, позаботились ли о вашей лошади. Ведь я мужчина! – прибавил он с комической важностью. – Вот это хорошо, иди, только возвращайся поскорее. – О, об этом не стоит и говорить: карманы вашего пальто слишком подозрительно оттопырены, чтобы там не нашлось для меня какого-нибудь сюрприза. – Ах ты, хитрец! – сказал Гранмезон, грозя ему пальцем. – Однако, Джордж, что ты там болтаешь?! – строго заметила госпожа Курти. – О, мама! – живо вскричала Люси. – Не брани Джорджа. Ведь он сказал это, потому что знает привычки моего крестного папы. – Вот это хорошо сказано! – проговорил Гранмезон. – Спасибо, сестричка, ты добра, как и всегда. И Джордж, нежно поцеловав сестру, выкинул какое-то радостное антраша и убежал. – Ветреная голова! – сказала госпожа Куртис, следя глазами за сыном с той нежной улыбкой, которая свойственна только настоящим матерям и ясно выражает всю их безграничную любовь. – Да, у него ветер гуляет в голове, но он славный и сердечный мальчик. – О да, крестный папа, Джордж, правда, большой шалун, но так добр, что на него нельзя сердиться. – Так что, ему все сходит с рук? – Люси боготворит своего брата и балует его! – сказала госпожа Курти. – Конечно, мама, ведь он же мой брат. – Гм! Моя крестная дочь умеет заговаривать зубы. Девочка улыбнулась, видимо польщенная этим мнением. – Крестный папа, вас ждет завтрак. – И правда, я совсем и забыла об этом! – вскричала госпожа Курти. – Это очень понятно, мама, ведь у тебя так много дел, что ты можешь иногда забыть что-нибудь. – Ну смотрите пожалуйста, – произнесла мать с сияющим взглядом, – что вы на это скажете? – Я повторю, что моя крестница тонкая дипломатка, и поэтому-то, конечно, все и любят ее; как она этого достигает – это уж ее секрет. – О, мой секрет очень простой! – Посмотрим-ка, в чем он состоит? – В том, чтобы быть умной, слушаться маму и папу, чтобы подавать хороший пример младшим братьям и сестре – ведь я самая старшая. – Да это уж совсем взрослая маленькая женщина! О, если бы у меня была такая дочь! – Но ведь я и люблю вас как отца. – И то правда! – вскричал Гранмезон растроганно и прибавил: – Из детей, рассуждающих так логично, вышли бы самые красноречивые ораторы конгресса! – Потому что они говорят от чистого сердца и видят вещи в их настоящем свете. Сердце ребенка – это зеркало, в котором отражаются все впечатления, дурные и хорошие, такими, каковы они есть на самом деле. Разговаривая таким образом, они вошли в столовую, где был приготовлен завтрак. Одна только Люси отстала немного от других, чтобы поздороваться с Черной Птицей, индейским вождем, к которому она питала особенное пристрастие. – А! – вскрикнул Гранмезон, оборачиваясь назад. – Моя крестница ведет серьезный разговор с проводником индейцем. Так она знает его? – Черную-то Птицу! Мы его все здесь знаем и любим: это славный воин и честный человек, хотя и краснокожий. Он друг Люси и находится под ее особым покровительством. – Как? Она дружна с этим индейцем? – Бог мой, ну да, я после расскажу всю эту историю, но сначала вам надо подкрепиться. – Я могу отлично слушать и в то же время есть и пить. Мне очень интересно узнать поскорее, отчего завязалась дружба между моей крестницей и этим дикарем. – И вы останетесь довольны. Слушайте только меня хорошенько! – Я весь обратился в слух. И Гранмезон в то же время стал уничтожать вкусные кушанья, поставленные перед ним, с волчьим аппетитом истого путешественника. Для большей ясности рассказа мы заменим госпожу Курти, чтобы дать возможность читателю узнать всю истину целиком, которую мать прелестной девочки знала только отчасти. Люси же сама была слишком скромна, чтобы выставить себя в настоящем свете, и не рассказывала матери всей правды. За девять или десять месяцев до начала нашей истории мать послала Люси отнести лекарства к одному из фермеров, жена которого была довольно серьезно больна. Так как дорога была не близкая, она поехала верхом на спокойном пони в сопровождении великолепной ньюфаундлендской собаки, которые так часто встречаются на приисках в Северной Америке. Собака эта, по имени Добряк, была не старше полутора лет, но огромного роста и обладала чудовищной силой; для девочки, которую собака очень любила, она представляла вполне солидный конвой. Поэтому, когда Люси выезжала куда-нибудь из дому, она всегда брала с собой Добряка, в обществе которого ей не могли быть страшны никакие встречи. Поговорив с фермером и исполнив поручение матери, девочка стала уже подумывать об обратном пути: было четыре часа дня, дорога предстояла не близкая, и Люси не хотела заставить мать беспокоиться. Итак, она попрощалась с семейством фермера, села на своего пони и поехала домой; перед лошадью бежал Добряк, играя по своему обыкновению роль разведчика. Доехав до тропинки, хорошо известной ей и сокращавшей дорогу на целых полчаса, Люси, не задумываясь, свернула на нее, хотя тропинка была неудобная для езды и почти пустынная. Беззаботно двигаясь вперед, она напевала вполголоса одну из хорошеньких рождественских песенок, которой научила ее мать, срывала цветы с кустов и смотрела своими глазами газели на птичек, которые, выглядывая из густой зелени, точно посылали ей свой привет. Вдруг Добряк, спокойно бежавший до этого времени впереди, стал обнаруживать беспокойство и тихонько ворчать. – Что с тобой, мой Добряк? – сказала девочка, оглядываясь по сторонам. Собака посмотрела на хозяйку тем выразительным, почти человеческим взглядом, каким смотрят эти умные животные. Потом она тихонько залаяла и в одно мгновение исчезла в густом кустарнике, окружавшем с обеих сторон тропинку. Люси, слегка встревоженная, поехала скорее, как вдруг Добряк снова показался из кустов, испустив долгий и такой пронзительный вой, что она вздрогнула от страха. Затем собака кинулась на нее сзади и, встав на задние лапы, стала тянуть ее вниз за юбку, смотря на нее при этом особенно трогательно и точно умоляя сойти с пони. Девочка, как воспитанная умной матерью, от которой слышала рассказы, развившие в ней находчивость в разных случаях, не боялась каких-нибудь вымышленных опасностей. – Чего ты хочешь от меня, Добряк? Животное удвоило свои старания. – Ты хочешь, должно быть, чтобы я сошла с лошади? Добряк тихонько залаял. Тогда Люси, не колеблясь более, соскочила на землю и, привязав пони, чтобы он не убежал, сказала, лаская умную собаку: – Ну а теперь, что мне надо делать? Добряк залаял, бросился вперед и сейчас же вернулся назад, точно приглашая ее следовать за собою. Люси сейчас же поняла, чего хотела от нее собака. – Ну иди вперед, Добряк, – сказала она, лаская ее, – а я пойду за тобой. Собака не заставила повторять это приказание и пустилась бежать. Но, добежав до одного места в кустах, она, вместо того чтобы скрыться в них, остановилась, точно давая время своей госпоже подойти к ней. – Ну что же станем теперь делать? – сказала весело Люси. Собака взглянула на нее, помахала хвостом и скрылась в кустах. Девочка пошла за ней следом. Ей не пришлось идти долго: шагах в шестнадцати от нее, наполовину скрытый в кустах, лежал на земле человек, неподвижно, точно мертвый. При виде его Люси побледнела и вздрогнула; она сделала даже невольное движение, чтобы убежать прочь, но почти сейчас же поборола нервное волнение и, видя, что собака лижет руки этого человека, медленно, но решительно подошла к нему. Это был индеец; тело его было разрисовано, как у воина, а оружие лежало рядом на земле. Девочка нагнулась к нему и, хотя с некоторым колебанием, смешанным с чувством отвращения, положила правую руку ему на лоб. – Он еще жив! – прошептала она. – Я должна спасти его, если только возможно. Она бросилась на дорогу, уже без всякого колебания, сняла чемоданчик, привязанный на спине пони, и вернулась бегом в кусты, где ждал ее Добряк, добровольно взявший на себя обязанность сторожа при бедном индейце в отсутствие своей хозяйки. Увидев ее, он радостно завизжал, помахивая хвостом точно в знак благодарности Люси, к которой вернулось все ее самообладание, как только она поняла, что дело идет о спасении человека. Девочка поспешно открыла чемоданчик и вынула оттуда все необходимое для перевязки, так как увидела на груди индейца рану, из которой текла кровь. С удивительной быстротой и лов костью она перевязала его, предварительно промыв рану хорошенько. Потом откупорила маленькую склянку с крепкой солью и поднесла ее к носу раненого. Странное зрелище представляла собой двенадцатилетняя девочка, нежная и миниатюрная, самым старательным образом ухаживающая в глухом лесу за дикарем-великаном свирепого и отталкивающего вида благодаря своему раскрашенному телу и улыбающаяся ему кротко, между тем как ее собака лизала руки раненого. Прошло немало времени, пока раненый не подал признаков жизни и не пришел в себя. Он бросил вокруг себя растерянный взгляд, потом, когда сознание окончательно вернулось к нему, произнес несколько слов, которых Люси не поняла. – Вы чувствуете себя лучше, не правда ли? – О! – произнес индеец с трудом. – Моя дочь спасла меня, она добра. Сам Владыка жизни послал ее ко мне, чтобы вернуть меня на землю, когда я видел уже леса, в которых охотятся мои предки. – Это Бог устроил так, что моя собака нашла вас здесь и привела меня. А потом уж я сделала, что могла, чтобы вернуть вас к жизни. Выпейте вот это, – прибавила она, поднося к его губам ром, смешанный с водой. – Это возвратит вам силы. – Это сама жизнь влилась в мои члены, – сказал индеец, выпив напиток и возвращая стакан девочке. – Моя дочь великая чародейка! Я обязан ей жизнью. – Нет, я вовсе не чародейка! – ответила с улыбкой Люси. – Но мои папа и мама учили меня, что надо всегда делать добро, когда только можешь. – Отец и мать моей дочери – умные и добрые люди; и они, должно быть, счастливы, что имеют такую дочь. – Вы можете их скоро увидеть, если только вы в силах идти: мы не далее как в четверти версты от нашего дома. – Хорошо, – ответил индеец. – Черная Птица – не убогая старуха, а воин и вождь своего народа, и попробует отправиться в путь. – Ну, в таком случае выпейте еще глоток, это вас подкрепит. – Нет, вождь не станет больше пить, он чувствует себя сильным. Вот смотри! Индеец собрал все свои силы и попробовал подняться на ноги, но голова у него закружилась, он зашатался и едва не упал. – Обопритесь на мое плечо, я сильнее, чем кажусь на вид! – вскричала Люси, быстро подбегая к нему. – Нет, – сказал индеец, мягко отклоняя ее. – Пусть моя дочь оставит меня одного: она увидит, что в силах сделать воля вождя. Действительно, в скором времени, опираясь на свое ружье, Черная Птица сделал несколько шагов. Но едва он вышел из кустов на дорогу, как силы оставили его, он покачнулся и принужден был опереться о дерево. – Постойте, – сказала Люси, – я сейчас сяду на своего пони и через полчаса вернусь к вам с помощью. Индеец печально покачал головой. – Нет, нет, – проговорил он, – что будет со мной, когда моя дочь покинет меня? – Но ведь я сейчас же вернусь с нашими людьми, обещаю вам это, вождь! – ответила девочка. – Нет, нет, Черная Птица не хочет расстаться с Лесным Шиповником, он пойдет тоже! Пусть только моя дочь даст ему лекарства. Люси протянула ему стакан, и индеец осушил его одним духом. – Идем, – сказал он, возвращая пустой стакан. – Теперь Черная Птица достаточно силен. И он бодро пустился в путь. | |
|
| |
| Всего комментариев: 0 | |